«Нож, Разрезающий Зеркала»

Смерть началась с тишины.
Мортред шагнула в логово Оракула, даже не звякнув доспехами. Её клинки, пропитанные благословением Мезенс, жаждали крови провидца. Он сидел в центре комнаты, окружённый мерцающими кристаллами — осколками возможных будущих. Его глаза, полные звёздного света, встретились с её слепым взором, скрытым под чёрной повязкой.

— Ты опоздала, — прошептал он, и воздух дрогнул, как поверхность воды.

Она не ответила. Ответы были для тех, кто сомневается. Её удар — стремительный, как тень совести, — рассек шею Оракула... но тело рассыпалось в дым, оставив лишь смех.

— Сколько раз ты это уже делала? — голос пришёл со всех сторон.

Кристаллы вспыхнули, и Мортред увидела их. Себя. Десятки, сотни, тысячи — в доспехах Гильдии, с повязками на глазах, с клинками, поднятыми для удара. Вселенные, где она победила. Вселенные, где проиграла. Вселенные, где сдалась.

Первая реальность.
Её клинок вонзился в грудь двойника. Та упала, прошептав: «Мезенс... прости...»

Вторая реальность.
Двойник оказалась быстрее. Лезвие прошло сквозь рёбра Мортред, и она, захлёбываясь кровью, услышала: «Ты — не единственная избранная».

Третья. Четвертая. Пятая.
Она теряла счёт. Каждое убийство отнимало частицу её души, каждое поражение оставляло шрам на вере. Повязка на глазах намокла — то ли от пота, то ли от слёз, которых она не должна была чувствовать.

— Зачем? — крикнула она в пустоту, ломая гортанный запрет Гильдии на вопросы.

— Чтобы показать тебе правду, — ответил Оракул, материализуясь из теней. — Судьба — это лабиринт без выхода. Даже твоя богиня — лишь нить в клубке, который я держу.

Она бросилась на него, но пол под ногами стал зеркалом. Бесконечные отражения Мортред уставились на неё. Одни — с ненавистью. Другие — с мольбой.

— Убей их всех, — сказал Оракул. — Или умри, чтобы родиться заново.

Сотый цикл.
Её рука дрожала. Клинок больше не чувствовал божественного прикосновения. Мезенс молчала.

Тысячный цикл.
Она забыла своё имя. Забыла запах дождя в ночи перед первым убийством. Забыла, как звучит её собственный голос вне боевых реплик.

— Кто я? — спросила она у двойника, который, как и она, стоял, опустив оружие.

— Мы — Меркуриал, — ответила та, и зеркала вокруг треснули.

Финальный цикл.
Мортред упала на колени, её доспехи рассыпались в пыль. Из трещин в зеркалах выползли тени — рваные, бесформенные, шепчущие на языке забытых богов. Они обвились вокруг неё, как вуаль, как саван, как новые крылья.

— Теперь ты свободна, — произнёс Оракул, исчезая. — Свободна стать тем, кем всегда должна была быть — вопросительным знаком в уравнении судьбы.

Когда последняя реальность рухнула, на месте Мортред осталось лишь дрожащее пятно тьмы. Оно кричало. Оно смеялось. Оно помнило.

Spectre проснулась.

Её клинки, некогда бывшие орудием веры, теперь резали саму ткань мироздания. Каждый Spectral Dagger оставлял за собой шлейф воспоминаний: девочка в Гильдии, женщина в ловушке, богомаз в храме иллюзий. Её Haunt был не способностью — исповедью. Каждая иллюзия, каждое «я» в параллельных мирах, кричало голосом Мортред: «Спаси нас!»

Но спасать было некого. Только Desolate — пустота, ставшая её сутью — напоминала, что некогда её звали иначе.

На краю вселенной, где время текло вспять, Spectre встретила призрак женщины в чёрной повязке.

— Ты — моя тень? — спросила она.

— Нет, — ответил призрак. — Я — твоя ложь. Ты убила меня, чтобы родиться.